— И тем не менее мы обязаны рискнуть, — упрямо сказала Марина. — Тебе обязательно нужно поехать в Кельн, к матери Элоизы Векверт. Разве тебе самому не интересно знать, почему застрелился твой бывший товарищ?
Кохан взглянул на нее. Помолчал и нехотя выдавил:
— Кажется, я понимаю, почем послали именно тебя. Ты умеешь убеждать. Хорошо, я поеду и постараюсь выяснить, что произошло. Хотя я считаю вашу затею чересчур авантюрной. Где тебя высадить?
— В центре Бонна, — предложила Марина, — в любом месте. Как ты думаешь, откуда появляются эти преследователи? И почему они знают все наши маршруты?
— Не представляю. Может, в Москве сумеют лучше разобраться, — ответил Кохан, — меня самого нервирует их постоянное появлени за моей спиной. В этом есть нечто мистическое.
— Они погибли?
— Думаю нет. Машина, к сожалению не загорелась. Это пресловутое немецкое качество.
Через десять минут они были в Бонне. Кохан мягко притормозил.
— Увидимся в нашем отеле, — кивнула Марина.
— Нет. — возразил Кохан, — собери наши вещи и куда-нибудь переезжай. В любой отель. И желательно не регистрироваться. Ты меня понимаешь?
— Ясно.
— Встретимся у ратуши через четыре часа. Ровно через чктыре часа. Все поняла?
— Я все сделаю, — она наклонилась к нему, — спасибо, Альфред.
— С кем мы встретимся потом? Скажи мне, чтобы я хоть знал, куда мы потом поедем.
— Недалеко, — улыбнулась она, — второй агент находится тоже в Бонне. Это Монах.
— Господи, — улыбнулся Кохан, — неужели этот маленький город был наводнен нашими шпионами?
— И не только вашими, Альфред, — махнула на прощание рукой Марина.
Они даже не подозревали, что Бреме и Рот скоро получат второй адрес, по которому можно найти Альфреда Кохана и его спутницу. И это будет адрес второго агента, известного в отделе Циннера под кличкой Монах. Его настоящее имя было Пауль Цехлин.
Своего настоящего имени Пауль никогда не знал. Мать оставила его, когда ему было всего пять часов от роду. Но всю оставшуюся жизнь Цехлину внушали, что он должен быть счастлив и горд своим рождением в социалистической Германии, которая взяла на себя заботы о его воспитании.
«Заботы» были не очень обременительными. Детский дом он вспоминал, как неприятный сон. Запомнились строгие воспитатели и мальчишеские драки до первой крови. Уже в школе на него стали обращать внимание девочки. Пауль был голубоглазым блондином, словно рожденным для того, чтобы стать в будущем киноактером и сводить с ума окружающих его женщин. Но все получилось иначе. После службы в армии он получил направление в «Штази», а уже оттуда, будучи младшим офицером, попал в отдел «папаши Циннера», обратив на себя внимание своей привлекательной внешностью. И неистовым характером, из-за которого несколько раз был на грани увольнения.
Жизнь в детском доме давала о себе знать. Воспитанный в духе неистового индивидуализма, всегда готовый постоять за себя, настоять на своей правоте. Пауль Цехлин никогда не думал о разведке, считая, что с его характером и выдержкой можно работать где угодно, но только не в разведке. Однако психологи Циннера рекомендовали ему именно этот тип агента, тонко уловив в нем садистские наклонности.
И отныне его подготовка осуществлялась по особой программе. Получив агентурную кличку Монах, он начал постигать азы разведывательного дела, занимаясь по индивидуальной программе. Больше всего он не любил собеседований с мрачным преподавателем-психологом, интересовавшимся его юношескими снами, начиная с первого момента осознания себя взрослым мужчиной до первой встречи с женщиной.
Но самое неприятное было впереди. Однажды, получив положенный отпуск, он познакомился в городе с очаровательной молодой блондинкой по имени Ева. Блондинка работала в аптеке. Они договорились о встрече на следующей неделе. Встретились и провели время в кино. А во врем третьей встречи она сама предложила подняться к ней на квартиру. Ева пояснила, что получила эту квартиру совсем недавно и теперь живет одна.
Это была специальная программа хонеккеровской социалистической Германии. Особая программа по улучшению рождаемости в стране, в которой естественный рост населения был одним из самых низких в Европе. Молодым людям предоставляли бесплатные квартиры, семьям, имеющих двух или трех детей, дарили целые дома. Всячески поощрялись любые формы неформального общения молодежи. Руководство партии считало это такой же важной задачей, как и борьбу за мир.
Пауль оказался в квартире своей знакомой поздним вечером. Для этого они неплохо провели время в дискотеке, где он позволил себе немного расслабиться и выпить больше обычной нормы. В доме у Евы все было, как обычно. Тихая музыка, медленный танец, глубокие поцелуи, крепкие объятия. Все шло к логическому финалу. Они были уже почти раздеты, когда она сказала:
— Нет, я не хочу.
— Ты не можешь? — его всегда раздражали эти дни у женщин.
— Могу, — очень равнодушно сказала она, — но не хочу.
— Почему?
— Просто так. Не хочу я с тобой — и все.
— Тебе нравится надо мной издеваться?
— Ага, — также лениво сказала она, — я просто шутила. Хотела посмотреть, как ты себя поведешь. А ты мне вообще не нравишься.
Привыкший к женскому обожанию, парень дрожал от гнева и раздражения.
— Сука, — убежденно сказал он, отталкивая от себя Еву.
И все на этом могло закончиться, если бы она, вдруг подняв руку, не ударила бы его по лицу.